22 ноября 1954 года, ровно 70 лет назад, в Нью-Йорке скончался видный советский деятель, прокурор и дипломат Андрей Вышинский. Ему было 70 лет. Этнический поляк запомнился прежде всего тем, что создавал юридическое прикрытие политическим репрессиям 1930-х годов. Его полные насмешек и презрения гневные речи, обличавшие «врагов народа», стали одним из символов эпохи.

Как государственный обвинитель Вышинский отправил на плаху многих руководителей СССР — Зиновьева и Каменева, Рыкова и Бухарина. Считается, что он был послушным исполнителем воли Сталина, который имел на своего прокурора убийственный компромат. «Лента.ру» — об одном из главных юристов в советской истории, которого одни называли неутомимым борцом с врагами народа, а другие — жестоким инквизитором и одним из самых страшных палачей.

***

«Скажите, предатель и изменник Ягода, неужели во всей вашей гнусной и предательской деятельности вы не испытывали никогда ни малейшего сожаления, ни малейшего раскаяния? — почти кричал прокурор СССР Андрей Вышинский, испепеляя взглядом бывшего наркома внутренних дел, на лице которого отчетливо виднелись следы ночных допросов. — И сейчас, когда вы отвечаете, наконец, перед пролетарским судом за все ваши подлые преступления, вы не испытываете ни малейшего сожаления о сделанном вами?»

«Да, сожалею, очень сожалею...» — раздался еле слышный голос.

«О чем вы сожалеете, шпион и преступник Ягода?» — еле заметно ухмыльнулся Вышинский.

«Очень сожалею, что, когда я мог это сделать, я всех вас не расстрелял!» — последовал быстрый ответ.

Как Вышинский попал на крючок

Андрей Вышинский — один из четырех поляков, добившихся исключительных высот в Советском Союзе. Феликс Дзержинский и Вячеслав Менжинский, как известно, руководили спецслужбами, нагоняя страх и ужас на врагов советской власти, а Константин Рокоссовский перенес страшные пытки во время чисток в армии, но после этого во время Великой Отечественной войны отлично командовал, дослужившись до маршала и Советского Союза, и Польши.

Увлекшись революционными идеями, Вышинский примкнул к умеренному крылу Российской социал-демократической рабочей партии — меньшевикам, и, как показала жизнь, серьезно просчитался. Зато, попав в одну из тюрем Баку, ему посчастливилось оказаться в одной камере с молодым кавказским экспроприатором Кобой, который сразу же оценил щедрых «кабанчиков», передаваемых Вышинскому родней. Так состоялось знакомство двух будущих вершителей судеб советского народа.

Рано выявив у себя талант педагога, Вышинский преподавал в частной гимназии гуманитарные науки и одновременно занимался юридической практикой. В 1915 году меньшевик поступил на службу помощником присяжного поверенного Московской судебной палаты Павла Малянтовича. Это предопределило дальнейшую карьеру Вышинского.

В конце сентября (по старому стилю) 1917 года глава Временного правительства Александр Керенский назначил Малянтовича министром юстиции. Он вполне соответствовал революционному духу времени, еще в первую революцию как адвокат защищал активных участников событий — рабочих, матросов и профессиональных революционеров.

Вскоре тот по распоряжению министра-председателя подписал и разослал местным прокурорам приказ об аресте большевика Владимира Ленина по обвинению в организации вооруженной демонстрации в Петрограде в июле того же года. Среди этих прокуроров, бросившихся выполнять поручение, был и Вышинский

В будущем это позволит Сталину держать прокурора на крючке и манипулировать им в своих целях: мало того, что враг-меньшевик, так еще и Ленина пытался арестовать и тем самым, получается, сорвать октябрьский переворот

Когда было нужно, Вышинскому напоминали о прегрешениях прошлого. Неудивительно, что он стал вернейшим последователем сталинского курса и не мог позволить себе даже малейшего отклонения от официальной линии или своеволия.

История взаимоотношений Вышинского и Малянтовича выйдет на новый уровень в разгар Большого террора. Бывший министр Временного правительства хоть и встроился худо-бедно в новую систему, конечно, едва ли мог избежать репрессий. В 1937 году его арестовали по обвинениям в организации антисоветского «заговора адвокатов» и выдаче санкции на арест Ленина в 1917-м. Длительное время престарелого юриста подвергали допросам и пыткам. Малянтович не признавал себя виновным, а его семья в отчаянии обратилась за помощью к уже всесильному Вышинскому. Вершитель судеб не помог — просто не ответил на мольбы. В итоге старика Малянтовича расстреляли, а в 1950-х посмертно реабилитировали.

«Сталину не составило бы труда репрессировать Вышинского»

Естественно, ради карьеры, а может, и ввиду изменившихся убеждений, Вышинский вышел из меньшевистской партии и перешел к большевикам, причем рекомендацию ему — это исключительный случай — дал сам Сталин. Сделал это Вышинский хоть и с запозданием, но все же до начала массовых гонений на остальные революционные партии. Все шло к диктатуре РКП(б). Однопартийная система власти с запретом всех остальных партий была введена в СССР в 1923-м.

В эпоху нэпа Вышинский стремительно летел к звездам. Во второй половине 1920-х он — ректор Московского университета и одновременно профессор на кафедре уголовного процесса. Среди его студентов были многие будущие руководители партии и государства. Так, Вышинский читал лекции управляющему делами Совета Министров СССР в 1964-1989 годах Михаилу Смиртюкову, который на склоне лет охотно делился своими воспоминаниями.

Естественно, тогда и подумать никто не мог, что этот умнейший преподаватель и блестящий лектор превратится в грозного прокурора СССР, — отмечал он. — Правда, не все лекции были одинаково интересными

В 1929 году Вышинский выдвинул лозунг непрерывной производственной практики студентов — и просвещенная молодежь пошла работать, не прекращая учебы. Его позиции в государстве стремительно росли. Во время празднования годовщины революции в 1930-м Вышинский стоял на трибуне Мавзолея рядом с вождями — Сталиным, Молотовым, Калининым, Кагановичем. Пройдет еще несколько лет, и он станет прокурором РСФСР, а затем и СССР.

Почти на всех громких процессах этого времени Вышинский выступал государственным обвинителем, превращая рутинный в общем-то процесс в мастер-класс ораторского искусства: не щадя сил, яростно клеймил изменников и предателей, посмевших покуситься на советский строй и его вождей. Вот только более поздние проверки и расследования показали, что «изменники» в массе своей жили только в головах Вышинского и других архитекторов этих судилищ (таких как председательствующий Василий Ульрих), а те, кто прошел через процессы и получил суровые приговоры, вплоть до расстрела, в основном были жертвами сфабрикованных обвинений.

Далеко не всем он нравился. Старые большевики, партийцы с дореволюционным стажем, старались избегать Вышинского из-за его меньшевистского прошлого. На свою беду, как раз с ними Сталин не связывал будущее СССР.

«Вышинский был способным, если не сказать талантливым, преподавателем-правоведом, — объясняет «Ленте.ру» кандидат исторических наук, доцент Государственного университета управления (ГУУ) Олег Яхшиян. — Блестящий оратор с правовым (обвинительным) уклоном. Это было востребовано, как и его личная лояльность: все-таки он был знаком со Сталиным еще с дореволюционных лет. Сталину не составило бы труда репрессировать Вышинского, поскольку компромат, можно сказать, лежал на поверхности. Во-первых, Вышинский состоял в партии меньшевиков до тех пор, пока она относительно легально существовала в Советской России».

По мнению эксперта, традиционно недооценивается факт перехода членов ликвидированных социалистических партий в РКП(б) в начале 1920-х годов, что послужило существенной основой последующей внутрипартийной борьбы.

Во-вторых, многие помнили, что как один из руководителей московской милиции после июльских событий 1917 года он подписал распоряжение об аресте Ленина и потом всегда боялся за этот эпизод, — продолжает Яхшиян. — Хотя большинство советских элитариев сталинского периода жили в атмосфере страха. Вышинский был абсолютно надежен в глазах Сталина. Эта формула объясняет его карьеру как по репрессивной линии, так и по дипломатической

Как подчеркнул Яхшиян, человеческие качества Вышинского чаще всего характеризуют как негативные.

В конце 1930 года Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР под председательством Вышинского рассматривало так называемое дело Промпартии — процесс по сфальсифицированным материалам о вредительстве в промышленности и на транспорте.

«Обвинительное заключение, вся судебная процедура и, наконец, речь Вышинского были направлены на то, чтобы представить группу русских инженеров как заклятых контрреволюционеров, взяточников, отщепенцев, вступивших на путь вредительства под организующим началом английских инженеров», — записал в своем дневнике студент, позднее крупный историк Аркадий Маньков.

Впрочем, другой историк Сергей Пионтковский, в свою очередь, приветствовал суд над учеными и инженерами, полагая, что «вскрытие» Промпартии — это защита социалистического строительства и частичное исправление его от вредительства (его самого репрессировали и расстреляли в 1937-м, тогда как Маньков дожил до 2006 года). Впрочем, до пика репрессий еще было далеко, поэтому ключевым фигурантам заменили казнь десятью годами заключения. Некоторых повторно судили в эпоху Большого террора.

Должность прокурора РСФСР Вышинский наследовал от Николая Крыленко, знаменитого главковерха большевиков и заядлого шахматиста, которому симпатизировала часть советской интеллигенции. Сравнения двух обвинителей часто оказывались не в пользу преемника. Например, драматург Александр Гладков считал, что Вышинский как оратор слабее Крыленко: «Тот действительно говорил, а Вышинский всю речь читал по написанному». (При этом в начале 1930-х Вышинский отверг призывы Крыленко к «революционному правосудию» без опоры на законность).

Не менее интересное сравнение оставил Николай Месяцев, в конце 1930-х — студент, а в 1960-е — председатель Гостелерадио СССР.

«Слеплены они были из разного теста, замешены на разных дрожжах, — заключал он. — Ощущение было такое, что речь Крыленко шла от его внутренней сущности, убежденности, что усиливало ее содержательную и эмоциональную сторону. Речь Вышинского напоминала чтение лектора с хорошо поставленным голосом, строгая логика, но казенная».

Для системы второй оказался желательнее первого, жизнь которого оборвалась 29 июля 1938 года на расстрельном полигоне «Коммунарка».

«Его речь лилась плавно, как давно заученная»

Бывшему преподавателю выпало стать государственным обвинителем на всех трех Московских процессах, когда судили недавнюю верхушку СССР. Залит огнями зал, всюду слышится иностранная речь, за столом суда Вышинский, за загородкой под стражей вредители — так описывал современник увиденное собственными глазами. Вышинский произносил свою речь в грубой форме и иногда повышал голос почти до крика. Вскоре этих людей, бывших руководителей страны, друзей Ленина, чьи портреты несли на демонстрациях, ждала печальная участь.

«Вышинский — среднего роста, хорошо сложенный, с округлым с правильными чертами лицом, в очках, подвижный — производил внешне впечатление больше ученого, чем прокурора, — описывал Месяцев. — Его речь лилась плавно, как давно заученная. Говорил так, словно отвешивал слушающим им полагающееся, но не более того».

По словам Месяцева, он не разделял выдвинутую Вышинским концепцию — признание обвиняемого является «царицей доказательств».

Обвиняемыми на Третьем Московском процессе (в печати того времени — процесс по делу антисоветского правотроцкистского блока) проходили такие могущественные в недавнем прошлом бонзы, как Николай Бухарин, Алексей Рыков, Генрих Ягода, Христиан Раковский и многие другие. Вышинский блистал знаниями истории Древнего мира и уверял, что за две тысячи лет до фигурантов древние римляне загадочно отравляли неугодных им сограждан.

Добившись от Бухарина признания в том, что будто бы еще в 1918 году он намеревался арестовать Ленина, Вышинский театрально восклицал: «Проклятая помесь лисицы со свиньей!» Как уверял присутствовавший на процессе писатель Леонид Леонов, эти слова были сказаны нарочито громко, чтобы слышал Сталин — Вышинский явно выслуживался перед «хозяином», памятуя о своем «сложном прошлом»

Газета «Правда» преподносила обществу открывшийся 2 марта 1938 года в Октябрьском зале Дома Союзов процесс как суд над «пойманной с поличным бандой троцкистско-бухаринских шпионов, убийц, вредителей и диверсантов». Обвиняемых старались выставить в максимально неприглядном свете и не скупились на хлесткие эпитеты. Вышинский называл их «взбесившийся пес», «вонючая падаль», «жалкий подонок».

По версии официальной печати, все эти люди являлись агентами кулака, адвокатами буржуазии и слугами реставрации капитализма в СССР. На них оказывалось сильнейшее физическое и психологическое воздействие. Когда бывший нарком финансов Николай Крестинский на одном из заседаний неожиданно отказался от показаний, данных на предварительном следствии, Вышинский объявил перерыв по причине усталости присутствующих. Подсудимого увели. После возобновления заседания Крестинский попросил слова и заявил, что отказ от показаний был с его стороны малодушием.

За процессами внимательно следили люди самых разных родов занятий. Счетовод сельхозартели «Прогресс» Андрей Аржиловский поддерживал обвинение.

«Но вот беда! Сегодня Вышинский называет бандитами и жуликами всех подсудимых, не жалея красок, а когда они были у власти, Вышинский и не заикался о том, что "бандиты" орудуют под носом. Не слишком ли опасно так близко допускать преступников?» — задавался вопросом крестьянин.

Аржиловский искренне недоумевал — кто же может поручиться за то, что «вокруг нас не жулики», если сотни истинно преданных партии, закаленных в боях коммунистов, десятки лет работавших рядом с Вышинским, «оказываются в конце концов мерзавцами и шпионами».

Этого человека самого несколько раз арестовывали, и в конечном итоге он был расстрелян.

Открыто выступить против произвола Вышинского отважился только старый большевик Арон Сольц, некогда его заместитель, которого называли совестью партии. Он выступил на Хамовнической партийной конференции с разоблачением прокурора, заявил, что тот фабрикует дела и что никакого вредительства в партии на самом деле нет. Конференция встретила речь Сольца в штыки, его обвинили в клеветничестве и многом другом. Вскоре было объявлено, что у него психическое расстройство. Сольца надежно изолировали, поместив в психбольницу. Как уверял в своих мемуарах Анастас Микоян, это было сделано с ведома Сталина.

Впоследствии для борцов за реабилитацию жертв политических репрессий имя Бухарина станет символом жертвы, тогда как имя Вышинского — символом подлога и оговора. Наберет популярность мнение, что действия прокурора СССР были продиктованы страхом самому оказаться на месте подсудимых.

Годы спустя описания Московских процессов вышли на бумаге — и людям сразу бросилась в глаза плохо замаскированная режиссура в зале суда. Председательствующий Ульбрихт и государственный обвинитель Вышинский задавали обвиняемым полуутвердительные вопросы, которые те покорно подтверждали. В эпоху оттепели это интересовало многих образованных людей. Геолог Борис Вронский в начале 1960-х недоумевал в своем дневнике: почему же все верили, что эти процессы действительно отражают истинное положение вещей?

Сейчас, когда подноготная более или менее ясна, вчитываясь в процедуру ведения процесса, видишь, как Вышинский работает под суфлера, задавая вопросы, на которые должны последовать определенные ответы, — размышлял исследователь феномена Тунгусского метеорита. — Что же пришлось пережить актерам, прежде чем они усвоили роли, и какие кошмары им обещали, если они собьются в ответах

Правда, и у Вышинского отмечались сигналы к смягчению ситуации: в ноябре 1938 года он предложил проект постановления Политбюро «О следствии и прокурорском надзоре», прекратившего практику массовых арестов «по спискам» и упрощенного ведения судопроизводства.

Очень жестко прошелся по Вышинскому в своих мемуарах Андрей Громыко, его первый зам в МИД в 1949-1952 годах. Уже постфактум он считал своего начальника одним из главных виновников культа личности — мол, Вышинский на пару с Лаврентием Берией «всячески раздували деспотические амбиции Сталина».

По мнению Громыко, на посту прокурора СССР Вышинский с необычайной угодливостью «юридически» обосновывал любой приговор, вынесения которого требовал Берия, а в конечном счете Сталин.

О бездне преступлений, совершаемых под маской правосудия, Вышинский в свое время, конечно, знал лучше, чем кто-либо, но с преданностью продолжал служить и главному виновнику репрессий, и всему аппарату террора, исполнявшему приказы сверху, — размышлял дипломат. — Он был жестоким. И, кажется, созданным для того, чтобы причинять людям боль, особенно если это будет замечено тем, кто может его похвалить

Громыко даже пришел к выводу, что Вышинский «никогда не являлся настоящим коммунистом» и представлял собой «какой-то осколок из политически чуждого нам мира», был не просто меньшевиком, а еще и «карьеристом без чести и без совести, служившим преступным целям».

«Фигура Вышинского — зловещая, — считал мемуарист. — Сталину она была нужна, так как служила его вождистским амбициям. Он использовал Вышинского, чтобы скрывать свои беззакония и преступления, чтобы создавать подобие юридического прикрытия массовых репрессий. Перед Вышинским ставилась задача: в море лжи, подтасовок, приемов насилия с применением самых гнусных средств в отношении жертв произвола, посаженных на скамью подсудимых, утопить истину».

Вышинский зло издевался над теми юристами, которые осуждали пропагандируемую им правовую концепцию, гласившую, что признание подсудимым своей виновности — во всех случаях достаточное основание для осуждения.

Верил ли Вышинский в виновность обвиняемых? Это вопрос больше из области психологии, — говорит историк Яхшиян. — Думаю, в условиях такого режима человек где-то внутри ведет работу по убеждению самого себя в правильности того, что он делает и говорит публично. Хотя, возможно, где-то совсем в глубине, наедине с самим собой, он не верил. Одно дело — шпионаж в пользу разведок конкретных империалистических держав, другое дело — заговоры против Сталина. В первое, предположу, не верил, а что касается второго, то там, конечно, имелись кое-какие основания...

«Как только в трубке раздавался голос Берии, Вышинский вскакивал с кресла»

Вышинский продолжал играть важную роль и в дальнейшем. Именно он 1 ноября 1939 года на сессии Верховного Совета провозгласил присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР. С 1940 года он — первый заместитель наркома иностранных дел Вячеслава Молотова — активно участвовал в конференциях союзников, мирных переговорах.

А в 1942-м приложил руку к созданию Армии Андерса, составленной из находившихся на территории СССР поляков, в основном бывших военнопленных и амнистированных заключенных. В поездках к военным лагерям он сопровождал премьера Польши в изгнании Владислава Сикорского, лично осматривал условия жизни солдат. Возможно, Вышинскому поручили такую миссию из-за польского происхождения и способности лучше понять душу простого поляка.

Тем не менее, по свидетельству писателя Ильи Эренбурга, среди поляков было «много людей угрюмых, озлобленных пережитым». Некоторые не могли удержаться и признавались, что ненавидят советских «союзников». Вышинский чокался с Сикорским и сладко улыбался, но за любезными словами, отмечал Эренбург, чувствовалась неприязнь.

Известность, а вернее, одиозность достигли таких масштабов, что имя главного обвинителя на Московских процессах стало нарицательным и за пределами СССР. Адольф Гитлер сравнивал с Вышинским председателя Народной судебной палаты Третьего рейха Роланда Фрейслера, который вел заседания по делу о заговоре против фюрера 20 июля 1944 года. Как и его советский коллега, нацист отличался хладнокровием и безжалостностью по отношению к подсудимым, часто сопровождал заседания откровенными издевательствами.

Чтобы обвиняемые выглядели в глазах специально подбиравшейся публики комичнее, у них отбирали галстуки, подтяжки и брючные ремни, тем самым давая Фрейслеру возможность насмехаться над тем, как некоторые из них поддерживали на себе брюки. По сигналу Фрейслера пускались в ход скрытые камеры, после чего он начинал визгливо поносить обвиняемых, чтобы деморализовать их и произвести впечатление на зрителей — особенно на самого Гитлера, которому немедленно доставлялась проявленная пленка.

В мае 1945-го Вышинский привез в Берлин текст Акта о капитуляции Германии. На знаменитой фотографии, где Георгий Жуков подписывает этот исторический документ, он расположился справа от маршала и внимательно следит за его рукой. Во время Нюрнбергского трибунала над нацистскими преступниками — Вышинский снова одно из главных действующих лиц.

Думаю, что Вышинский [на судебном процессе] был если не первый человек, то и не второй, — размышляет историк Яхшиян. — Он — один из основных идеологов и юристов советской делегации. Его вклад в составление речей, аргументацию обвинения очень велик. Мне кажется, в случае с Нюрнбергским трибуналом, как и во всей работе по выявлению гитлеровских военных преступников, упрекнуть Вышинского не в чем

В 1949 году попал в сильную опалу Молотов. Вскоре после встречи с послом Израиля Голдой Меир его супругу Полину Жемчужину арестовали за «преступную связь» с еврейскими националистами. Сам Молотов лишился министерского поста и потерял практически все свое влияние. Сталин долго не думал, кому передать руководство МИД. Первым замом Вышинского стал Громыко, который, впрочем, был о нем далеко не лучшего мнения.

Когда Вышинский стал министром иностранных дел, мне доводилось быть свидетелем его телефонных разговоров с Берией, — отмечал Громыко. — Как только в трубке раздавался знакомый голос, Вышинский сразу вскакивал с кресла, как будто его подталкивала какая-то невидимая пружина. А сам разговор по телефону и вовсе представлял собой мерзкую картину: так угодничает только слуга перед барином

Дипломат даже подозревал своего тогдашнего шефа в употреблении наркотиков, застав его сидящим за столом «в состоянии какой-то отрешенности».

После образования Организации Объединенных Наций слава Вышинского разнеслась по всему миру. Он грозно обличал «рьяного поджигателя войны», «грубого фальсификатора», «гнусного клеветника» в лице того или иного представителя «международного империализма».

На срок полномочий Вышинского выпала война в Корее, в которой СССР поддерживал северян. Советский министр блистал в Генассамблее ООН, где попадал в свою стихию и прослыл одним из лучших ораторов. Газеты с восторгом передавали его яркое выступление в Нью-Йорке по вопросу о запрещении атомного оружия 10 ноября 1949 года.

Мы в Советском Союзе используем атомную энергию не для того, чтобы накоплять запасы атомных бомб, — говорил Вышинский, заставляя иностранцев раскрывать от изумления рты. — Хотя я убежден в том, что когда — если к несчастью это случится — они понадобятся, их будет столько, сколько необходимо

Как-то раз делегат от Ливана профессор Чарльз Малик выступил на сессии с антикоммунистической речью. В ответ Вышинский процитировал четверостишие Генриха Гейне, смысл которого сводился к тому, что, если страной будут править профессора, она пойдет прахом. На следующий день ливанец попросил слова и заявил, что провел почти всю ночь в поисках того, что процитировал советский делегат, и не нашел ничего похожего. Он попросил Вышинского точно указать, откуда взяты эти строки. Говорят, что затем они встретились и проблему обоюдно решили.

Карьеру строгого прокурора и острого на язык дипломата оборвала кончина Сталина. Молотов вытащил свою жену из застенков и вернулся в министерское кресло, а Вышинского сталинские наследники отправили с глаз долой — представлять интересы СССР при ООН.

Всего через полтора года, 22 ноября 1954 года, он неожиданно скончался в Нью-Йорке от инфаркта, совсем немного не дожив до 71-летия. И пусть потом судачили о посмертной репрессии в его отношении (семью якобы выгнали с казенной дачи и выслали из Москвы), прах Вышинского как выдающегося советского гражданина замуровали в Кремлевской стене.