За годы Великой Отечественной советский народ совершил немало подвигов — и на фронте, и на оккупированной врагом территории, и в тылу. Мало кто задумывается, что во время войны подвигом стала и самая обычная повседневная жизнь. Война резко нарушила привычный образ жизни людей: сократились их реальные доходы, ухудшились и без того не самые лучшие бытовые условия.

Что есть, чем накормить детей и стариков? Где взять одежду? Как обогреть дом? Эти простые вопросы внезапно стали трудноразрешимыми проблемами. Но брошенные судьбой вызовы не сломили оставшихся в тылу людей, не отбили стремление трудиться для фронта, поддерживать ушедших на войну близких и приближать Победу.
О том, что ели, как работали, как учились, чему радовались и в кого влюблялись труженики тыла, — в материале «Ленты.ру».

«В 1941-м моей маме, Екатерине Терешкиной, было 17 лет. Она жила в Москве и работала медсестрой в роддоме Остроумовской больницы. Она очень боялась бомбежек: как услышит вой воздушной тревоги, сразу прячется под кровать. При этом, как многие молодые девушки, во время авианалетов она дежурила на крыше, — если на дом падала зажигательная бомба, хватала ее специальными клещами и бросала в короб с песком», — москвичка Елена Демидова рассказывает о том, как жила в годы войны ее семья.

Годы накануне Великой Отечественной войны — сложный период в истории СССР. С одной стороны, это было трудное и тревожное время: индустриализация, коллективизация, «безбожная пятилетка», разгар политических репрессий. Вместе с тем страна была молодой, люди верили, что их ждет светлое будущее.

Действительно, после тягот революции и разрухи Гражданской войны жизнь наконец-то налаживалась. Почти все взрослые люди работали, дети и молодежь учились — в 1930-е годы в советских школах была введена семилетняя общеобразовательная программа, во всех республиках открылись техникумы и вузы. Медицинская помощь была бесплатной. Летом можно было съездить в отпуск в санаторий. По улицам вместо извозчиков ходили трамваи.

Люди вновь стали наряжаться: мужчины носили широкие брюки, «квадратные» пиджаки, рубашки-косоворотки и кепки; у женщин в моде были крепдешиновые платья и туфли на каблуке, которые часто надевали с белыми носочками. Горожане ходили в кино, в цирк, на футбол. В 1935 году были отменены продуктовые карточки, а в 1936-м в обиход вошел праздник Новый год, заменивший собой дореволюционное Рождество. Советские граждане украшали елки, дарили друг другу подарки, желали счастья. Вот как описывает предвоенные годы искусствовед Михаил Герман, которому накануне Великой Отечественной было пять лет:

В нашем доме был магазинчик, где продавались среди всякого галантерейного вздора самые настоящие военные знаки различия: петлички, «кубики», «шпалы» и даже «ромбы», — и очень дешево. В свободной продаже таких вещей в тридцатые годы есть некая загадка. Даже сейчас погоны продают только военным. Тогда же, в пору шпиономании, об этом, вероятно, не успели подумать. Гимнастерку и бриджи мне сшила мама, и я без труда стал продвигаться в чинах: долго я в капитанах не засиделся (одна «шпала» в петлице) -- добился, чтобы мне купили по три «ромба», и произвел себя в комкоры (командир корпуса чуть ниже генерал-полковника)

Михаил Герман

Из книги «Воспоминания о XX веке»

О том, что началась война, советские граждане узнали 22 июня в 12:15 утра из радиовыступления наркома иностранных дел Вячеслава Молотова. Правда, сначала большинство людей не поняли всей серьезности случившегося — были уверены, что Красная армия быстро погонит врага назад. Про Гитлера сочиняли анекдоты и распевали похабные частушки, что фюрер не успеет переспать с женой, как русские дойдут до Берлина. Масштаб катастрофы люди осознали лишь месяц спустя, когда в городах появились первые беженцы, кому-то пришли первые похоронки, а по радио выступил секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Сталин: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои!..» С этого момента жизнь советских людей в корне изменилась, в том числе жизнь повседневная.

«Домой не ходила, спала в цеху на горячей золе»

Согласно «Военно-хозяйственному плану», принятому руководством страны, объемы производства военной техники и вооружения должны были увеличиться к 1942 году на 26 процентов. На нужды фронта работали не только оборонные предприятия, но и гражданские фабрики и заводы: московская фабрика «Большевичка», например, отшивала военную форму, «Трехгорная мануфактура» производила парашютный шелк и шинельное сукно, Микояновский мясокомбинат выпускал лекарства, а «Красный Октябрь», помимо шоколада «Гвардейский», поставлял сухие пайки и дымовые шашки.

Для такого ударного труда требовались люди, но их не хватало. Большинство мужчин ушло на фронт, к тому же 40 процентов всего населения страны оказались на оккупированных территориях. Чтобы обеспечить высокие темпы производства, в 1942 году была объявлена трудовая мобилизация. К работе на фабриках и заводах были привлечены мужчины в возрасте от 14 до 55 лет и женщины в возрасте от 14 до 50 лет.

В первую очередь рабочие кадры направлялись в авиационную и танковую промышленность, наркомат вооружения и боеприпасов, металлургическую, химическую, топливную отрасли.

«С первого октября 1940 года я учился в ФЗУ (фабрично-заводское училище — прим. «Ленты.ру») в группе фрезеровщиков, — вспоминал рабочий машиностроительного завода № 92 в городе Горьком (Нижнем Новгороде) Анатолий Коровин. — По плану должен был выпуститься через два года. И вот в 15 лет встретил войну. В ноябре 1941-го вместе с шестью друзьями был определен на артиллерийский завод имени Сталина, где меня направили в механический цех. Первый мой станок назывался “Дзержинец”. Поскольку роста я был небольшого, мне сделали специальный настил».

«Условия труда были нелегкими, трудиться приходилось по 10-12 часов без выходных и отпусков, — жительница Нижнего Тагила медсестра О. В. Устинова рассказывала, как ее бабушка Стефанида Волкова в 16 лет работала формовщицей в литейном цехе, где отливали снаряды. — Работали по 14 часов, было холодно и голодно, но все трудились с энтузиазмом, чтобы приблизить долгожданную победу. Иногда, когда был сильный мороз, бабушка домой не ходила, а спала в том же цеху, на теплой золе, подстелив что-нибудь под себя».

Председатель президиума Верховного Совета СССР Михаил Калинин, посетивший в войну одну из хлопчатобумажных фабрик Ивановской области, был потрясен условиями труда ткачих: летом в цехах температура поднималась выше 30 градусов, зимой падала ниже нуля, не было вентиляции, окна были забиты фанерой, чтобы при бомбежке не вылетели стекла. Калинин спросил у директора: «А вас женщины еще не поколотили?» — «Нет», — ответил тот. «Ну, если поколотят, то вы на них не обижайтесь… Очень уж им тяжело», — заметил Калинин.

Обычный рабочий день фронтовых лет — непреходящее ощущение голода. Мучительная, не отпускающая душу усталость, постоянная борьба с желанием прикорнуть, забыться хоть на мгновение. И ни на минуту не покидавшая тревога за близких, которые там, на передовой, в грязи, в боях, в ежесекундной опасности. И тайная мысль, что, может, тыловой труд по сравнению с фронтовым — благодать. И тяжкий, безысходный страх, что с фронта придет похоронка. И так — каждый день…

Из дневников военных лет

При этом опоздать или не явиться на работу было нельзя, за это сурово наказывали — вплоть до лишения свободы. Екатерина Абросимова во время Великой Отечественной войны работала счетоводом в поселке Мотовилиха под Пермью на заводе, выпускавшем артиллерийские орудия:

«За ночь, бывало, не один раз вскочу: не пора ли уже собираться? Вот возьми да и проспи! Поезд ушел, а следующий — ко второй смене. Бухгалтер предупредила: еще раз опоздаешь — пойдешь под суд. Решила тогда ночь у окошка сидеть. Народ к поезду пойдет — и увижу. Уснула ведь у окошка! Бухгалтер слово сдержала. Пошла я под суд. А разговор короткий: 25 процентов из зарплаты в течение шести месяцев». Ее подруге повезло меньше: за опоздание на 15 минут она на полгода была арестована.

Тяжело пришлось в войну и сельским жителям. Мужчины ушли на фронт, и всю сельскохозяйственную работу должны были выполнять женщины, дети и старики. Большую часть техники и лошадей забрали из колхозов для нужд Красной армии, пахать землю часто приходилось по старинке — на быках и волах.

«Сестра постарше в поле с матерью работала, а я оставалась дома с малышами, но приходилось оставлять их одних, когда пасла телят, — рассказывала Ираида Мусинова, жительница Кировской области, которой в 1941 году было всего шесть лет. — С семи лет мама стала брать меня на сенокос, я сначала уминала сено в телеге, помогала загребать. Возили навоз в поле, на быках боронили. Во время уборки урожая жала серпом вместе с мамой, а в период молотьбы сортировала зерно. Все летние каникулы работала. Работали с трех часов утра и дотемна».

Почти весь урожай крестьяне в военные годы сдавали государству. «Помню, в колхозе тайком дали крестьянам по несколько килограммов зерна, так на другой день приехали из райисполкома, военкомата и заставили сдать зерно в колхоз, — вспоминает кировчанка Анна Корякина. — Корову кормили ржаной соломой, поэтому молока она давала мало, а надо было сдать государству бесплатно 200 литров. Себе оставалось всего ничего».

«Мы ставили тазы с горячей водой под кроватки, чтобы согреть детей»

Другой реалией повседневной жизни советских людей, оставшихся в тылу, был недостаток света и тепла. Две первые зимы, 1941 и 1942 года, выдались морозными — температура опускалась до минус 30 градусов. При этом во многих городах были перебои с электричеством и отоплением — множество электростанций и теплоцентралей было разрушено бомбардировками, а мощностей тех, что работали, не хватало.

Освещались и отапливались в первую очередь госпитали, оборонные предприятия и хлебозаводы. Рядовые же граждане справлялись как могли: в домах вновь появились керосиновые лампы и даже лучины, вернулись в обиход и забытые со времен Гражданской войны печи-буржуйки. Буржуйки были в основном самодельные, их ставили посреди комнаты, а трубу выводили в окно. Тепла такая печка давала немного, но зато на ней можно было приготовить нехитрый обед — сварить похлебку, испечь лепешки, растопить на воду снег.

Мама рассказывала, что в войну в роддоме центральное отопление работало плохо, в палатах было очень холодно.
А малыши часто рождались недоношенными, им нужно было тепло. Медсестры нашли выход: грели воду, наливали ее в тазы, и эти тазы ставили под кроватки, чтобы хоть немного согреть детей

Елена Демидова

москвичка

По вечерам города, особенно прифронтовые, были погружены во тьму. Этого требовала светомаскировка, защищавшая от авиационных налетов противника. К примеру, в Москве в 1930-е годы было 26 тысяч фонарей — на то, чтобы их выключить, требовалось полтора часа. В войну освещение стали отключать за секунду из единого центра, едва раздавалась сирена воздушной тревоги.

Соблюдали режим светомаскировки и рядовые москвичи. Машины ездили с потушенными фарами, люди носили на одежде светящиеся карточки, чтобы не сталкиваться во тьме друг с другом. В квартирах во время налетов положено было гасить свет. За этим следили особые патрули: если видели горящие окна, могли разбить стекло или отдать жильцов квартиры под трибунал.

Известно, что летом 1941 года за нарушение светомаскировки одним из таких патрулей был арестован башмачник 3-й обувной фабрики гражданин Несмелов. Он был пьян и гасить свет отказался, за что был осужден на десять лет исправительных лагерей.

«Кусочки от булочки мы сосали как конфетки»

Большую часть урожая колхозники сдавали на нужды фронта, поэтому многие области Советского Союза оказались на грани голода.

«Мама за работу в школе получала мизерный паек, — рассказывала Эвелина Селезнева из Приморского края. — Как только стает снег, мы собирали молодую осоку, щавель, песты. Ели "севериху" — ягодки с елки и "крупу" — ягодки на сосне, считали их очень вкусным лакомством. В конце войны на Новый год дали мне подарок — маленькую пшеничную булочку. Хотелось съесть сразу, но ведь надо было угостить маму и младшего брата. Помню, маленькие кусочки булочки мы сосали как конфетки».

Мама Елены Демидовой работала медсестрой и еще поступила в училище при Микояновском мясокомбинате — там студентам давали горячий обед. «Как-то раз мама с подружками раздобыла по случаю мешок морковки, — делится мамиными воспоминаниями Елена. — Девчонки целый месяц ели только ее, пока у них не началась аллергия — кожа стала вся рыжая и начала чесаться».

Чтобы не допустить массового голода, руководство страны с началом войны ввело карточную систему — она позволяла купить основные продукты по минимальным ценам. Все население было разделено на четыре категории: рабочим и инженерам, занятым на тяжелом производстве, было положено 800 граммов хлеба в день. Рядовые рабочие и служащие получали 500-600 граммов, дети до 12 лет и иждивенцы — 400. Кроме хлеба, по карточкам можно было приобрести соль, сахар, крупы, макароны, картофель. Цены в годы войны не менялись.

Литр молока стоил 2 рубля, 1 килограмм хлеба — 1 рубль, килограмм сахара — 5,70 рубля, десяток яиц — 6,5 рубля, свинина — 17 рублей за килограмм. Самым дорогим был чай — 8 рублей за 100 граммов. Для сравнения: средняя зарплата рабочего составляла 403 рубля, врача — 394 рубля, продавца — 288 рублей

Карточки выдавались обычно по месту работы — на месяц вперед, а отоваривались в ближайшем магазине по месту жительства. За продуктами выстраивались длинные очереди. Неотоваренные карточки пропадали, потерянные не восстанавливались. За воровство привлекали к суду, но если вора ловили сами граждане, его могли забить насмерть, особенно в блокадном Ленинграде.

Кроме карточек, существовали купоны, по которым можно было купить одежду, ткань, посуду, мыло, папиросы. Как и у карточек, у купонов была своя шкала: рабочие и инженеры получали по 125 купонов в месяц, служащие — 100, дети и иждивенцы — 80. При этом за пару обуви нужно было отдать 50 купонов, за женское платье — 60, за кусок мыла — 2 купона.

Делать покупки можно было не только в обычных магазинах, но и в коммерческих. Они тоже принадлежали государству, но в них продавались более разнообразные и дорогие товары: вино, водка, колбаса, табак, духи. Цены были высокими: водка, например, за время войны подорожала в семь раз — к 1945 году ее стоимость составила 80 рублей за бутылку. Ходить в коммерческий магазин позволить себе могли немногие — разве что офицеры, оклад которых составлял 400-500 рублей и выше.

Неудивительно, что в войну многих выручали огороды. Грядки разбивали не только крестьяне, но и жители городов — прямо рядом с домом. На них выращивали картошку, морковь, капусту, свеклу. «Около бараков и землянок вся земля была вскопана и засажена картошкой, — вспоминала одна из жительниц Нижнего Тагила. — Оставались только узенькие тропинки, где можно было пройти».

В Москве выращиванием овощей занимались полтора миллиона жителей, причем лучшим огородникам даже давали денежные премии. Чтобы получить награду, с одного квадратного метра надо было собрать урожай из трех килограммов картошки, четырех килограммов моркови или пяти килограммов капусты.

«Писали на книгах, газетах, а чернила были из сажи»

Несмотря на трудности жизнь в войну не останавливалась. Больше того, в ней были свои маленькие радости и достижения. Одно из таких достижений — то, что в годы Великой Отечественной дети продолжали учиться.

В Великую Отечественную, особенно в первые два года, школы оказались в очень тяжелом положении. Шесть тысяч средних учебных заведений в стране было закрыто, другие переброшены в тыл. Более 180 тысяч учителей ушли на фронт, число учащихся средних и старших классов уменьшилось вдвое.

Но занятия шли. Школьники учились в три смены — с 7:30 до 23:00, так как помещений, подходящих для школ, было мало. Уроки вели студенты педагогических вузов. В классах иногда было по 30-40 человек, ребята сидели за одной партой по трое-четверо. Учебников, тетрадей, чернил не хватало.

«В школу я пошла в восемь лет, — рассказывает Ираида Мусина. — Там для нас варили похлебку, мы были рады такому супу, он спасал от голода. Электричества и керосина не было, уроки готовили у печки с лучиной. Бумаги тоже не было, писали на книгах, газетах, а чернила были из сажи или свеклы».

Писали на доске желтой глиной. Писали на газетах и старых книгах между строк. Исписанные листы бумаги обесцвечивали хлорной известью, сушили и писали карандашом. Карандаши и ученическая ручка с пером ценились на вес золота

Из воспоминаний З. Я. Гилевой, Алтайский край

В одной из соцсетей пользователь Andrew Torgashev рассказывает о своем дедушке, который в 1943 году пошел в первый класс: «Он учился очень хорошо, и за отличную учебу ему подарили тетрадь! Из всего класса у него одного была настоящая тетрадь».

Кстати, в годы войны, кроме обычных уроков русского языка, математики, географии и так далее, в расписании у школьников появились военная подготовка и санитарное дело. Много внимания уделяли и физкультуре, особенно лыжам. А еще именно в годы Великой Отечественной в школах вместо словесной (отлично-хорошо-посредственно-плохо) появилась пятибалльная шкала оценок, применяемая до сих пор. «Учись на пять!» — это лозунг тех лет.

«Захмелевшие начальники так отплясывали, что любо-дорого было смотреть»

Находилось место и развлечениям. Еще до войны в Советском Союзе стало очень популярно кино. В городах люди посещали кинотеатры, в деревнях фильмы крутили в сельских клубах.

Смотрели все: и социальные драмы — «Путевка в жизнь», «Семеро смелых», и героических ленты — «Чапаев» и «Александр Невский», но самым любимым жанром были музыкальные комедии — «Волга-Волга», «Веселые ребята», «Цирк». Кумирами публики тех лет были певец Леонид Утесов и актриса Любовь Орлова.

Во время войны кинотеатры продолжали работать — даже в Москве в дни ее обороны и в блокадном Ленинграде. Сеансы, правда, из-за режима светомаскировки были в основном дневные, да и внутри кинотеатры выглядели не слишком празднично: окна крест-накрест заклеены бумагой или забиты досками, в фойе перестал играть оркестр. Но фильмы шли, причем не только отечественные «Свинарка и пастух», «Секретарь райкома», «Машенька», «Парень из нашего города», но и зарубежные — «Багдадский вор», «Дочь моряка», «Серенада солнечной долины». Перед каждым фильмом показывали кинохронику — фронтовые репортажи, портретные зарисовки, очерки.

Мы попали с мамой на американский фильм «Три мушкетера»! Этот нашумевший в свое время фильм мало напоминал роман. Но меня ничто не смутило: ни то, что в мушкетеров наряжались повара, ни то, что красотку миледи для добывания запрятанного украшения трясли за ноги под восторженный смех зала. Мне было не до тонкостей: все равно — шпаги, кружевные воротники, шляпы с перьями…
Я не играл в мушкетеров, я их видел!

Михаил Герман

Из книги «Воспоминания о XX веке»

С удовольствием ходили советские граждане и в театр. В Ленинграде, например, все 900 дней блокады работал Театр музыкальной комедии. За это время в нем поставили 15 премьер — мюзиклы «Ева», «Принцесса долларов», «Продавец птиц», «Любовь моряка» и другие. В зале был постоянный аншлаг: чтобы купить билетик, ленинградцы занимали очередь в кассу с пяти утра. С рук билеты продавались за одну порцию хлеба. Спектакли шли даже во время бомбежек, иногда прерываясь за вечер по девять раз.

Но самым любимым досугом военного времени были танцы. В 1920-е годы танцы в СССР осуждались как мелкобуржуазный пережиток, в прессе даже шла дискуссия, прилично ли коммунистам и комсомольцам танцевать. Но незадолго до войны отношение к танцам изменилось — в парках и скверах появились крытые танцплощадки, на которых вечерами и по выходным играл оркестр, в магазинах продавались патефоны и пластинки.

Самыми модными танцами предвоенных лет были кадриль, падеспань, фокстрот.
И, конечно, танго — мелодии «Рио-Риты» и «Утомленных солнцем» неслись тогда едва ли не из каждого открытого окна.

Победить любовь к танцам не смогла даже война. «Первое мая отпраздновала так, как и мечтать не могла. Пошли на фабричный двор, где устроили танцы. Я не танцевала, так как у меня еще зимой развалились туфли. Я была в бабушкиных кожаных тапочках и поэтому жалась в сторонке. Но это не испортило мне праздник. А на дворе немного захмелевшие начальники так отплясывали, что любо-дорого было смотреть. Баянист играл все, что просили: русского, цыганочку, барыню и даже кадриль», — вспоминала жительница Ленинграда Галина Земницкая.

Современник Великой Отечественной Александр Цфасман писал в 1942 году в своем дневнике: «Въезжаем в редкую по красоте деревушку… В деревне шумно и весело, звучит патефон. Летчики танцуют танго с московского вида девушкой».

Кстати, одной из примет военных лет стали женские пары на танцплощадках. Мужчин не хватало, и девушки часто танцевали друг с другом.

«О, моя подруга, моя милая незнакомка!»

А еще тяготы военных лет людям помогала пережить любовь. Как и в мирное время, в войну люди встречались, влюблялись, женились, у них рождались дети. Известно, что в 1941 году в СССР было заключено 610 тысяч браков, а в 1945-м, когда мужчины вернулись с фронта, — 1 миллион. Одна из трогательных реалий тех лет — знакомство и роман по переписке. Вот как это происходило.

17-летняя Елена Меньшова работала в Великую Отечественную почтальоном в Ленинграде. Однажды коллеги вручили ей письмо-треугольник: «Ленинград. Первой попавшейся девушке».

«Многие солдатики ушли в армию совсем юными, у них не было ни жен, ни невест, и они предлагали дружить по переписке», — рассказывала в интервью Елена Семеновна. Бойца, написавшего неизвестной девушке, звали Володя. Лена ему ответила, а вскоре стала переписываться еще с двумя солдатами — еще одним Володей и Петром. Они рассказывали ей, как воюют, она им — как живет в блокадном городе: прячется от бомбежек в подвале, ходит за хлебом, вот открыли Дорогу жизни…

Меньшова вспоминала, что после войны в их отделение приезжали военные — познакомиться лично с девушками, которые поддерживали их своими письмами. Некоторые влюблялись друг в друга, играли свадьбы. Но Елене Семеновне не посчастливилось — все три ее друга по переписке погибли в боях за Ленинград. На память остались только их фотокарточки. На одной из них сохранилась надпись: «Не вспоминай, когда посмотришь, как вспомнишь — посмотри».

Еще один случай — история Галины Локтевой из Енисейска. Во время войны ей тоже было 17, она работала воспитательницей в детском саду. В конце 1943 года Совинфомбюро призвало сибирских девушек отправлять на фронт письма, чтобы поддержать бойцов. Галина написала о себе — о родных, о студенческой жизни. Ее письмо попало командиру роты разведчиков Михаилу Рычкову, служившему в Карелии. Завязалась переписка. Галина рассказывала Михаилу о тыловых буднях, он ей — о фронтовых. Постепенно их письма становились все более страстными и нежными.

О, моя подруга, моя милая незнакомка! Невольно грудь поднимается с большим вдохом, сердце перестает биться, глаза закрываются, а губы, губы самостоятельно произносят слова: «Она моя». Люблю и не забуду. Встреча. Встреча. Встреча

Из письма Михаила Рычкова

В марте 1945 года Михаил сделал Галине предложение, а летом они впервые увиделись. «Какая у меня была радость! Я бежала на красноярский железнодорожный вокзал встречать моего фронтового друга Мишу с его маленькой фотокарточкой, зажатой в ладони. Был теплый вечер, красивый закат, поезд уже прибыл. Наконец я его увидела — и узнала! Он стоял в парадной пограничной форме. На груди орден Красной Звезды и много других наград. Я подошла, подала ему руку. Он взял ее и больше не отпускал, смотрел мне в глаза своими нежными, красивыми, как небо, глазами, а я смотрела на него, и мы оба плакали», — вспоминала она. Спустя месяц они поженились и прожили вместе долгих 57 лет.

«Ленька, вставай, война кончилась!»

8 мая 1945 года Вторая мировая война фактически завершилась — в Берлине был подписан акт о капитуляции Германии. На следующий день о победе узнал весь Советский Союз.

«Ликовали все — от мала до велика. Невозможно было не только проехать, но и пройти. Военных хватают, качают, целуют», — вспоминал штурман Николай Крючков, оказавшийся в этот день проездом в Москве.

«Ночью 9 мая по радио самый известный диктор страны Левитан торжественным голосом сообщил об окончании войны, — пишет в воспоминаниях жительница Ленинграда Ирина Харитонова. — Что творилось в нашем бараке! Изо всех комнат люди высыпали в коридор. Все обнимались, целовались. На всю жизнь я запомнила, как пронзительным тонким голосом кричала соседка тетя Домаша, будя своего сына: "Лень-кя-я-я, вставай, война кончилась!"»

С этого момента жизнь постепенно стала возвращаться в обычное русло. Весной 1945 года в Москве и Ленинграде был снят режим светомаскировки. Два года спустя отменили продуктовые карточки. Вместо этого в жизнь вошли новые вещи: в кино, например, кроме веселой музыкальной комедии «Сердца четырех» с успехом шли трофейные фильмы «Тарзан», «Индийская гробница» и, конечно же, «Девушка моей мечты».

Солдаты и офицеры возвращались с фронта с мешками трофеев: часы, фарфор, стальные бритвы Solingen, кожаные пальто и даже велосипеды.

Во время войны в нашем доме в деревне стояли немцы. Уходя, они стащили два верблюжьих одеяла и волшебный фонарь, на котором смотрели диафильмы. Дед не остался в долгу: вернувшись с фронта, тоже привез подарки — два немецких гобелена, патефон, пластинки и перочинный нож с перламутровой ручкой. Нож я потерял, еще будучи ребенком. А гобелены, пластинки и патефон живы до сих пор, хранятся в старом доме

Петр Алексеев

москвич

«В наше семье с концом войны связана такая история, — вспоминает Елена Демидова. — В 1941 году мама взялась караулить квартиру соседки, которая уехала в эвакуацию. Когда в 1945 хозяйка вернулась, дома был порядок, ни одной вещи не пропало. Соседка в благодарность подарила маме старинную иконку Господа Вседержителя, которую мама по незнанию считала Николаем Угодником. Этот образок я бережно храню — в память о маме и о войне».