Недавно я опубликовала статью "Крушение памяти Европы", название которой и более того, сам термин "память", похоже, вызвали больше вопросов о ее форме, чем размышлений о содержании.
У некоторых вызвало беспокойство это редкое слово, почти вычеркнутое из словарей.
Действительно, прилагательное "памятный" сложно назвать общеупотребительным. Но это [выбор такого слова] не стилистическая причуда. Этот термин обозначает не просто историческую память или прустовские "мадленки" (в романе М. Пруста "По направлению к Свану" вкус печенья – "мадленок" – пробуждает у героя длинную цепь воспоминаний, – прим. ИноСМИ). Он характеризует и описывает то беспокойное поле, где пересекаются вызывающие смущение коллективные воспоминания, иногда скрытые очень глубоко, а иногда лежащие на поверхности. Мы там же обнаружим и стратегическое забвение, призванное оправдать и примирить людей, а еще – централизованное переписывание истории и сомнительные прославления.Возможно, именно это и вызывает тревогу.
Ведь говорить о памяти значит выявлять слепые пятна. Это значит проливать свет на удобные замалчивания, дипломатические умолчания, исторические инверсии, укоренившиеся благодаря западной мягкой силе, выхолощенные школьные учебники. И такие разговоры с пугающей ясностью выявляют – а иногда и подстегивают – желание отомстить, извращенную ностальгию, которая сочится из тайных биографий некоторых наших предков с подмоченной репутацией, фальшивые современные тезисы, которые плохо маскируют возвращение застарелой ненависти. Под предлогом того, что "кто старое помянет, тому глаз вон", нас призывают забыть. Но что? И для чьего блага?
Те события, которые мы будто бы не замечаем – под предлогом необходимости соблюдать баланс или во имя примирения или "общей памяти" – медленно но верно приводят к реабилитации самых корней насилия. Да, конечно, коричневая чума, которую мы считали сосланной на задворки истории, никуда не делась и продолжает свое шествие, теперь уже бессовестно пытаясь отомстить, а иногда даже облачаясь в ризы добра под сине-звездным флагом Европейского союза.
В предыдущей статье был задан простой вопрос: что происходит с исторической памятью в современной Европе?
Что сегодня происходит с решающей ролью Красной армии в разгроме нацизма, с почти 27 миллионами погибших граждан СССР, большинство из которых были мирными жителями? Какое место будет отведено этой памяти 9 Мая – и, прежде всего, что означает ее забвение?
В этом отношении 9 Мая 2025 года вполне может стать поворотным моментом. Этот день, который когда-то был днем Победы над Третьим Рейхом, постепенно превращается в поле идеологического противостояния. За переписанными праздничными речами и согласованным молчанием чувствуется желание реорганизовать нарратив. Недавние заявления и угрозы комиссара ЕС по иностранным делам Каи Каллас, которая откровенно занимается пересмотром исторической ответственности, демонстрируют это с леденящей душу ясностью: мы больше не довольствуемся забвением, а начинаем противоположный процесс.
И все же, читая некоторые комментарии, трудно поверить, что их авторы действительно прочли мои слова. Или, возможно, они прочли их так, как мы обычно читаем то, что хотим сразу опровергнуть: сквозь ненависть, идеологические рефлексы и отрицание. Таков парадокс Кассандры: констатировать факты, называть их – и не получать в ответ ничего, кроме сарказма, молчания или неуместных обвинений.
Мне тыкают в лицо советско-германским пактом [о ненападении] как каким-то историческим козырем, универсальным контраргументом против любой моей мысли. Никакого контекста, никаких нюансов, никакой честности. Нужно снова и снова указывать на то, что этот пакт был подписан после Мюнхенского соглашения, в Европе, уже преданной западными элитами, после того как Чехословакия была сдана без боя. Что оказавшийся в изоляции СССР тщетно пытался выстроить общий фронт с Францией и Великобританией. Это факт. Может ли быть такое, что вы не знали об этом?
<…>
Никакого возмущения и относительно того, как сегодня стирается целый пласт памяти о Сопротивлении, целый раздел европейской истории. Это молчание не нейтрально. Это доказательство соучастия. Оно предполагает, что для кого-то возвращение памяти несет в себе угрозу, а ее стирание – победу.
И позволю себе задать вопрос прямо в лоб: что пытаются защитить те, кто отказывается видеть, слушать или просто читать?
Встретившись с такой реакцией, я ощущаю не просто грусть или раздражение. А более глубокое беспокойство. Впечатление, что этот текст вызвал не столько разногласия, сколько страстное напряжение, исходящее от читателей, пропитанных древней ненавистью, закаменевших в своих когнитивных диссонансах, неспособных к связному анализу – но вполне готовых, сознательно или неосознанно, проникнуться духом мести, особенно если она направлена против России.
Ведь именно это и стоит на кону: идеологический реванш, где размывается понятие нацизма, рамки ответственности, забываются жертвы, которых начинают путать с их палачами – которых иногда в конечном счете реабилитируют.
Я настаиваю: речь идет не о защите советской системы, а об отстаивании исторической правды. Памяти о борцах Cопротивления, выживших и жертвах – как на Востоке, так и на Западе. О достоинстве миллионов погибших, жертвы которых позволили Европе – и Западу в целом – продолжать существовать.
То, что сегодня мы не говорим по-немецки, что наши книги, школы, языки и свободы не пали под ударами Третьего рейха, стало возможным лишь потому, что СССР ценою пролитой крови удерживал оставленный всеми остальными Восточный фронт.
В суровом свете изложенных фактов "памятный" нельзя назвать неподходящим словом. Это правильное слово. Оно символизирует то, что остается, когда память становится не более чем полем руин, где мы тщательно выбираем фрагменты, которые хотим сохранить.
Оно относится к неловким эмоциям тех, кто знает, но больше не хочет помнить. А также символизирует обязанность людей, которые не отказываются сопротивляться – именно в те моменты, когда размывается память.
Кто-то скажет, что этот текст вызывает тревогу, что его автор осмеливается нарушить упорядоченный ход повествования, в котором заранее, в соответствии с сиюминутными потребностями, распределены роли добра и зла. Можно сказать, что автор смотрит на происходящее со своей точки зрения. Возможно, так оно и есть. Но я просто напоминаю, что история не терпит нарочитых умолчаний, а организованное забвение – это форма предательства.
Ведь сегодня из коллективной памяти стирают не СССР, а народы, рабочих, крестьян, матерей, солдат Красной армии – те миллионы женщин и мужчин, которые из патриотизма и чувства собственного достоинства сломали хребет нацистскому чудовищу. Это их оскорбляют тем, что демонтируют памятники, переименовывают названные в их честь улицы, редактируют учебники. Это их детям и внукам внушают, что теперь они должны извиняться за свою победу.
И те же самые люди, которые вчера делали вид, что аплодируют памятным мероприятиям 8 мая, сегодня совершенно спокойно относятся к реабилитации тех, кто воевал на другой стороне истории – во имя "борьбы с коммунизмом". Напомню, кстати, что мы живем в 2025 году, а Россия с 1991 года уже не является коммунистической.
Какова же реакция на этот текст? Она предсказуема. Самые закоренелые циники просто отведут глаза. Наиболее склочные будут вопить о скандале, как будто само напоминание о фактах уже является преступлением. А самые узколобые, те, кто считает, что история должна подчиняться требованиям НАТО или прихотям Брюсселя, будут истерично кричать от возмущения, демонстрируя ненависть, но не отвечая по существу.
Но пусть они знают одну вещь: этот текст не требует от них любить правду – просто напоминает о том, что больше не стоит ее избегать. А если они предпочитают и дальше поддерживать ложь, то пусть знают, что они бесповоротно себя скомпрометировали. Ибо преступление не в советском прошлом, а в желании стереть с лица земли [память о] тех, кто спас мир.
Сегодня 9 Мая – это не просто напоминание об историческом событии. Это испытание. Морального, политического и интеллектуального плана. И многие сегодня добровольно его проваливают.
Свежие комментарии